Чемпионат мира без Сейбрандса: "Я предпочитаю не называть себя бунтарем"

REPORTAGE. Bert Dijkstra De Telegraaf 19-11-1994

• Пока старая ратуша Гааги набожно тасует шашечные фигуры в борьбе за звание чемпиона мира (вверху), Тон Сейбрандс сражается с самим собой. "Я прошел мимо ратуши Апельдорна и почувствовал себя преступником, вернувшимся на место преступления".

Фотографии: Peter Zonneveld и Herman Zonderland

В старинной величественной ратуше Гааги гроссмейстеры соревнуются за звание чемпиона мира под люстрой, которая благочестиво звенит, когда городской автобус проносится по Javastraat. В остальном здесь тихо. Мертвая тишина.

В апельдорнском арт-кафе Sam Sam Тон Сейбрандс ищет убежища от децибел, которые без колебаний обрушиваются на него из громоздких звуковых коробок. Изгнанное явление в обстановке, которая ему не подходит. И уж точно не сейчас.

Сейбрандс, номер два в мире, в прошлом году ушел из голландского чемпионата, и с тех пор боссы лиги не пускают его на порог. Конкурент Харм Вирсма желает своему кровному брату скорейшего возвращения хотя бы потому, что Сейбрандс гарантирует спонсоров и харизму, т.е. деньги и престиж. Фризец даже хочет, чтобы в следующем году изгнанник попал в претендентский турнир нового образца через черный ход (читай - wildcard), и почти все гроссмейстеры не против. Амстердамец, переехавший в Voorst, польщен таким признанием, но опасается власти председателя ассоциации Schotanus. Поэтому он видит себя в стороне еще год-два. Беседа с обиженным чемпионом.

,APELDOORN/DEN HAAG суббота Идя к кафе, где ждет репортер, шашечный мастер проходит мимо ратуши Апельдорна. Его мысли невольно возвращаются к тому памятному дню 1993 года, когда шашки вызвали такой гнев мэра, что он решительно покинул мэрию, а вместе с ней и чемпионат Голландии. Шаг с неприятными последствиями. Шашечная федерация пообещала отомстить, и так получилось, что Тон Сейбрандс в этот моросящий ранний вечер сидел за кружкой белого пива в арт-пабе Sam Sam's, а в ста километрах к западу, в старой ратуше города 's-Graven-hage, такие люди, как Вирсма и Чижов, боролись за звание чемпиона мира.

"Я просто стоял на мгновение перед ратушей Апельдорна и представлял себя вполне себе преступником, возвращающимся на место преступления".

- Значит, все еще чувствуете сожаление по поводу тогдашнего поведения?

Сейбрандс: "Абсолютно нет. Люди хотят представить, что я более или менее саботировал тот чемпионат Голландии. Я редко слышал большую чушь. Я играл, а рядом со мной стоял человек на лестнице. Мне объяснили, что этот господин занят чем-то вроде комплектации, и я еще подумал: несомненно, он делает это ради нас, шашечных игроков. Но оказалось, что он работает вопреки нам, шашистам. Поскольку в тот день я был в необычайно хорошем расположении духа, я оставил этот инцидент без внимания, но когда через два дня сердце заколотилось прямо над головой, я попросил судью посмотреть, что происходит. Через пятнадцать минут он вернулся. "Они укладывают напольное покрытие, но обещали стучать не так громко", - сказал мужчина. В этот момент у меня что-то щелкнуло внутри. Осознание того, что даже для этого судьи полоска ковра была важнее, чем наш шашечный турнир, повергло меня в неописуемую депрессию".

С достоинством, как всегда, он захлопнул за собой дверь и направился (как и подобает цивилизованному тигру в пабе) в Sam Sam, чтобы выпить белого пива и поразмыслить. Из того же паба гроссмейстер теперь наблюдает за последствиями.

" Theo Dijkstra, организатор в Гааге и член правления шашечного союза, пытался привлечь меня к участию в турнире на Кубок мира, но его коллеги по правлению отказались, и Dijkstra не оставалось ничего другого, как нанять меня в качестве эксперта, анализирующего игры в интересах публики. Это довольно остроумно, потому что именно в этой комнате, где я комментирую каждые несколько дней, мэр Гааги чествовал меня как чемпиона мира 1972 года. Я мог бы отказаться и сидеть дома, хандрить, но не думал, что это хорошая идея. Я сказал жене: комментирование имеет определенный терапевтический эффект.

"Турнир делает меня довольно амбивалентным, эта сыворотка. Каждый вечер в семь часов я с красным ухом сажусь за свой факс, на который приходят 10 партий. Как энтузиаст, я слежу за шашками с большим интересом. С другой стороны, есть и досада от того, что остаюсь в стороне. Перед чемпионатом мира я сыграл шесть партий с сенегальцем Macodou N'Diaye и четыре из них выиграл. Так что форма есть. Более того, на трех последних мировых турнирах впереди меня был только Чижов, который очень неудачно выступил в Гааге. Вы понимаете, что такие размышления не способствуют моему настроению".

- Конечно, чемпион мира быстро зарабатывает тонну в год. Эти деньги можно и нужно использовать.

Сейбрандс: "Несомненно, но эта мысль не является фактором. Мы с женой живем в осознании того, что никогда не сможем позволить себе купить дом; мы даже не претендуем на ипотечный кредит. У нас есть своя собственность, сдаваемая в аренду, сельское спокойствие Voorst. В материальном плане я не хочу жаловаться. Для меня важна спортивная честь. Если подумать, то я очень старомодный человек, который в лучшем случае плохо переносит авторитеты и, соответственно, несправедливость. И исключение меня из шашечного турнира - это большая несправедливость по отношению ко мне. Я понимаю, что Jannes van der Wal в наше время тоже может по-настоящему побаловать себя за шахматной доской или роялем. Для меня такое видение будущего немыслимо. Я не езжу в отпуск без шашек, а рядом с моей кроватью стоит одна из этих маленьких досок, на которой я могу проанализировать несколько позиций из книги перед сном".

Непостижимая любовь к игре даже косвенно побудила его покинуть большой город. Тонни Сейбрандс, воспитанник амстердамского Nieuw West, увидев, как из шкафов его маленького домика стали вываливаться шашечные журналы, перебрался на просторы Востока. Из города он скучает только по "Аяксу", клубу, который заставлял его мальчишеское сердце биться быстрее. Он даже недолго играл там в футбол, вспоминает он. Полгода, не больше.

"Почему так можно? Честно говоря, понятия не имею. Может быть, меня отправили из-за отсутствия таланта, и я подсознательно подавил эту отставку в своем мозгу... Я действительно не помню. Что я не забыл, так это то, что я практически не общался со своими товарищами по команде. Уже тогда я, видимо, был индивидуалистом. И, несомненно, немного интровертом. Но на каждом домашнем матче я сидел на трибунах. Я обожал "Аякс", не чувствуя себя амстердамцем по сравнению с остальной страной. Даже в нашем шашечном клубе люди говорили: "Мы едем к крестьянам", когда нам приходилось играть выездной матч. Не мог этого понять. Я никогда не считал нужным очернять все, что находится к востоку от Watergraafsmeer. А вот к некоторым представителям власти в самом городе я относился с пониманием. Когда дело доходило до столкновений с администраторами, я был там в самом начале".

- Все еще немного бунтарь за маской внутренней цивилизованности?

"Я предпочитаю не навешивать на себя этот ярлык. Но в определенной доле упрямства мне отказать нельзя. Однажды вместе с Вирсмой я решил бойкотировать так называемый "Сахарный турнир", потому что нам отказали в стартовом капитале в 500 гульденов. Чистое дело престижа. Харму было 18 лет, мне - 21. Раньше меня исключили из школы из-за длинных волос, а дома на полке стояли статьи из журнала Provo и книги Roel van Duijn. Разочарованы, что мечта так и не воплотилась в жизнь? Да, мир действительно развивался не так, как хотелось бы. Но мне запомнился первый отрывок из книги Het Witte Gevaar, в котором Roel van Duijn рассказывает о своей душевной травме. На днях состоялся своего рода прием в честь его персоны, и по этому поводу он публично сказал: "У меня разбито сердце". То есть человек остался искренним, несмотря на окружающую его бюрократию. Это меня порадовало".

"Однажды я зашел к Van Duijn в Jordaan, и тогда он спросил, не хочу ли я стать международным послом его Оранжевого Свободного Государства. Я придумал хорошую шутку и ответил "да". Позже я прочитал в газете сообщение: "Sijbrands as Orange Free State representative to MAVO meeting in Brussels". Нет, я не поехал. Впрочем, и тогда я не был таким уж пацифистом. У меня до сих пор регулярно возникают бурные дискуссии на эту тему с моими друзьями-леваками. Единственный раз, когда я действительно начал действовать, был во время ее визита в Советский Союз, когда я пересек границу с чемоданом, полным запрещенных книг. Эта литература предназначалась для русских друзей, и на самом деле эта сделка представляла большую опасность для них, чем для меня".

В чудесном шашечном мире он действительно проявил себя. Гроссмейстер открыто критиковал президента федерации, который не справлялся со своими обязанностями руководителя, а после парного матча с Андрейко чемпион мира Сейбрандс решил демонстративно уйти из спорта и посвятить себя исключительно написанию книг и изданию своего ежемесячного журнала. Затишье продолжалось 15 лет.

"Моя шашечная карьера, то есть жизнь, выглядела бы совсем иначе, если бы тот матч с Андрейко был воспринят менее болезненно. Нас полностью сожгли, причем на необоснованных основаниях, а у меня не слоновая кожа. В том, что те матчи получились скучными, обвинили меня. Я, как и все, в разных сферах деятельности, являюсь возмущенным олухом, и мне было так обидно за то, что было сказано и написано, что решение о прекращении игры было для меня вполне логичным."

Он вернулся в 88-м, с грустным осознанием того, что профсоюзным боссам лиги это никогда не нравилось. Сейбрандс - живая легенда, великий посол своего маленького спорта, за которым преданно следят болельщики и сторонники, но который, видимо, не более чем помеха для таких людей, как Schotanus. Гроссмейстер может вернуться к титульным турнирам через матчи в провинции, но этот путь займет у него два-три года.

"Таким образом, я бы действительно высмеял этот вид спорта, а я предпочитаю оставить это нашей шашечной федерации".

В мае дверь зимнего сада, разделяющая кафе на две части, ударяется о стену, и в нашу комнату проникает оглушительный шум. Тон Сейбрандс встает, чтобы устранить недостаток; он по-прежнему не любит шума. Дверь взрывается уже в пятый раз, но шашечный мастер не хочет, чтобы такая мелочь, как кусок дерева, испортила ему хорошее настроение. В конце концов, для изгнанного гроссмейстера между небом и землей есть вещи поважнее.